- Там не немцы, а французы!

- Один шут! Что я с ними буду делать?
На них глядючи, я со смеху околею!

А. П. Чехов. В Париж!
 

 "Наш"   и  "их"  миры  не  просто  сблизились,  а  уже  тесно
переплелись.   Интерес   к   конкретному  сопоставлению  бытового
поведения,   традиций,  менталитета  наших  сограждан  и  жителей
западных   стран  не  ослабевает.  Даже  не  проводя  специальных
исследований,  а  только  живя за границей одной жизнью с местной
средой,  каждый день сталкиваешься с такими элементами поведения,
реакциями  и  представлениями,  которые  резко  от-  личаются  от
бытующих   на  родине.  Речь  пойдет,  разумеется,  об  элементах
массовых, постоянно повторяющихся, типичных. Они, как правило, не
являются   предметом   рефлексии,  о  них  не  задумываются,  они
проявляют-  ся  лишь  в определенных способах поведения, обычаях.
Эти  различия  в  менталитете не менее устойчивы, чем объективные
различия  в  бытовой культуре - от способа умываться (в Бельгии и
Голландии  -  "варежкой") до способа считать на пальцах (разгибая
их, а не загибая).
 

 Находясь  с  1990  г.  в  Бельгии,  преподавая  в  институтах
переводчиков и на различных курсах для взрослых, часто выступая с
лекциями, я как раз и оказался погружен в местную среду и получил
возможность  интенсивно  общаться  с  людьми  всех возрастов и
социальных    групп,   сохраняя   в   то   же   время   известную
психологическую  дистанцию,  необходимую для сопоставлений. Кроме
того,  мои  собственные исследования по истории людей из России в
Бельгии  в  Х1Х-ХХ вв. позволяют дополнить стихийные наблюдения
"изнутри" опытом предшествующих поколений наших соотечественников
в  этой  стране. Об их реакции при соприкосновении с бельгийскими
реальностями можно узнать как из мемуаров и писем, так и из живых
рассказов старых эмигрантов или их потомков.
 

Предлагаемые  заметки  - лишь попытка сгруппировать сам собою
накопившийся  эмпирический материал. Некоторые из этих наблюдений
как бы давно известны, но, возможно, полезно собрать их воедино и
еще раз подтвердить опытом собственного погружения в жизнь, столь
отличную  от  нашей. Благодарная память об одной из Книг нашей
истфаковской  юности  -  "Категории средневековой культуры" А. Я.
Гуревича  -  подсказала несколько тем: общение (включая "дар" и
"пир"), социальные отношения, труд, деньги, личная жизнь.
 

  Хотя  наблюдения  эти сделаны в основном в Бельгии, многие из
них  относятся и к ее соседям или даже ко всей Западной Европе. В
самой  же  Бельгии  различия  между  фламандцами,  говорящими  на
нидерландском  языке,  и валлонами, говорящими по-французски, для
нашей темы несущественны,  так  как  те  черты менталитета, которые наиболее
заметно   отличают  россиян  от  бельгийцев,  присущи  в  этом
маленьком королевстве людям по обе стороны языковой границы.
 

  ОБЩЕНИЕ
 

   1.  Общение  - роскошь. В менталитете людей в Северо-Западной
Европе   эта   известная  мысль  де  Сент-Экзюпери  находит  себе
подтверждения  очень конкретные. В Бельгии наш соотечественник
может  заметить  несколько  особенностей повседневного поведения,
которые как бы подчеркивают, как значим там всякий акт общения.
Люди  там  не относятся к общению легко, как к чему-то само собой
разумеющемуся.  Всякий  контакт,  всякая  встреча  есть  некое
событие, которое заслуживает быть отмеченным, подчеркнутым.
 

  Считается,  что  в  Северо-Западной  Европе не заговаривают с
незнакомыми,  будь  то  в  поезде  или на остановке трамвая. В
Бельгии  такой  спонтанный  контакт  иногда  возможен, однако для
этого  должен  быть  особый,  достойный  повод.  Для  бельгийцев,
чувствительных ко всему лингвистическому (изучение языков - хобби
массовое,  наряду  с  велосипедными прогулками), таким поводом
часто  становится  язык.  Например,  если  вы  разговариваете  на
экзотическом  языке или читаете на нем газету, ваш сосед-бельгиец
почти  наверняка  спросит,  что  это  за  язык, или с гор- достью
сообщит,  что  и сам когда-то его изучал. Необходимость в Бельгии
особого,  "важного"  повода  для  такого  спонтанного контакта, в
России  столь  естественного,  по-своему подчеркивает, как значим
для  западного  человека  всякий  акт общения, какая это для него
"роскошь".
 

  Видеть здесь просто замкнутость или даже холодность западного
человека - в отличие от теплоты "русской души" - неверно. Общение
на  Западе  подчас  требует от его участников не меньше, а больше
взаимного  внимания, реагирования друг на друга, чем в России. Об
этом гово рит, например, удивительный для людей из России обычай
многократно  здороваться  в  течение дня, а то и получаса. Только
что поздоровавшись и тут же вновь встретив вас, любой коллега еще
раз  поздоровается  с  вами  и  даже на пятый раз еще обязательно
кивнет,  подчеркивая,  что вас видит. Своим студентам я объясняю,
что  в России, если кто-то поздоровается дважды в течение дня, то
может  услышать  в ответ: "Мы же уже виделись". Здороваясь дважды
или  трижды,  вы  обижаете  человека:  значит,  вы  его больше не
помните, сразу забываете, пренебрегаете им. Студенты - бельгийцы,
голландцы - искренне удивлены: как раз если вы не привет- ствуете
человека  каждый  раз,  когда  встречаете  (хотя  бы и пять минут
спустя), вы его обижаете. Это значит, вы его больше не замечаете.
Убедительны,  конечно, и та, и другая позиция. Во всяком случае и
обычай  многократно  здороваться  также  свидетельствует:  каждая
встреча  значима,  каждое  соприкосновение с "другим" нуждается в
подчеркивании  -  лишним  приветствием,  кивком - как в некотором
роде событие.
 
 

  Сюда же можно отнести и обычай благодарить за телефонный зво-
нок,  любой, независимо от его содержания. В России мы благодарим
за звонок, если он нам помог или хотя бы доставил удовольствие. В
Бельгии   благодарят   за   звонок   как   таковой,  за  сам  акт
коммуникации.  Напомню,  что все, о чем здесь идет речь, делается
неосознанно  и  сами бельгийцы, как правило, не формулируют своих
представлений  в  этой  сфере  и не дают своим реакциям никаких
толкований.
 
 

   2.  Дома  или  в  кафе.  Встретить  даже  хорошего  знакомого
бельгиец  предпочтет  не  дома,  а в кафе. Россиянам, привыкшим к
уютному  домашнему  общению, в этом видится отсутствие настоящего
гостеприимства  и даже щедрости. Представление о людях Запада как
мелочных  жмотах относится к самым фундаментальным в нашем образе
"их" мира. Разбирать этот вопрос подробно здесь не место, но есть
немало  свидетельств  россиян,  которые именно в Бельгии не могли
нахвалиться  местным  радушием,  прямо  сравнивая  его  с лучшими
образцами  гостеприимства  русского.  "Живу  я  - как сыр в масле
катаюсь,  -  писал  композитор  А.  П. Бородин в 1885 г. из Льежа
жене.  - Бельгия - совсем Москва, а бельгийцы - москвичи. Радушие
и   любезность   здесь   необыкновенные"   '.   О  принципиальном
гостеприимстве  бельгийцев  рассказывает  с похвалой и абсолютное
большинство старых русских эмигрантов 20-30-х годов.
 

  И  все  же  принимать людей значит для нас принимать их дома.
Кафе же и рестораны для очень многих россиян - места, куда просто
так   не  пойдешь,  где  надолго  не  задержишься,  а  главное  -
по-настоящему  не  расслабишься  и, конечно, не почувствуешь себя
как  дома.  Нам  трудно до конца понять, какую роль играют кафе в
жизни  бельгийцев.  Вековые и очень развитые традиции потребления
пива  -  напитка  социального  по  определению, который пьют не в
домашнем  кругу, как вино, а на людях, - сделали кафе в Бельгии
ключевым  элементом  народной  жизни. Нигде бельгиец не чувствует
себя так уютно и спокойно, но одновременно и так жизнерадостно,
так  приподнято,  как  в  кафе - за пивом или кофе. Приглашая в
кафе,  ресторан,  бельгиец  в первую очередь хочет поделиться с
гостем  этим  ощущением уюта и вместе с тем праздничности. Это не
прижимистость, это просто иное понимание гостеприимства.
 
 

   Как  для  студента,  так и для взрослого бельгийца едва ли не
высшая  ценность  существования - "выходить": наслаждаться жизнью
вне  дома.  Но недаром это понятие, будь то нидерландское uitgaan
или  французское  sortir,  так  трудно передать по-русски. Забыты
наши легендарные тракти- ры и корчмы, лишь четыре стены дома дают
ощущение  уюта  и  психоло- гической защищенности, да и климат не
такой,  чтобы  много  "выходить". Бельгийцам, в свою очередь, это
понять  трудной  Приходится  объяснять:  хотите,  чтобы  гости из
России  действительно  чувствовали себя, как до- ма, - принимайте
их   дома.   Да  и  для  делового  общения  с  россиянами  лучшие
психологические  условия  создает  не ресторан, пусть и самый ши-
карный, а долгие посиделки дома за накрытым столом.
 

    "Пойдемте  пообедаем".  Вы  идете  с западным человеком в его
городе в кафе или ресторан, он охотно поведет вас в свой самый
любимый, самый подходящий. Но дальше может выясниться, что каждый
платит за себя, и на этом для человека из России всякое понятие о
радушии  и любезности сразу и кончается. Это вопрос не денег, а
менталитета.  Точно  так  же,  как  наш  стесненный  в  средствах
соотечественник-современник,  отреагировал  в  подобной ситуации,
150  лет  назад,  приехавший  в Бельгию по делам богатый помещик,
публицист-славянофил  А.  И. Кошелев. По- знакомившись в Западной
Фландрии,  где  изучал  в  1849  г. сельское хозяй- ство, с одним
бургомистром  и  последовав  его  предложению вместе по- обедать,
Кошелев  был  буквально  шокирован,  когда ему пришлось самому за
себя  платить.  Свою  обиду  он  потом  излил в путевом дневнике:
"Смешнее  всего  моя уверенность, что я у него буду обедать, и
его  полная  уверенность, что я подобного приглашения от него и
не  ожидаю"   Менталитету россиянина не свойственно различать
предложение  пообедать вместе и приглашение пообедать. 'Между тем
человек  в  Северо-Западной  Европе,  если  он  не говорит прямо:
"Приглашаю  вас...",  проявляет  свое  радушие в том, что покажет
вам, где вкусно и хорошо, а не в том, что будет за вас платить.
Если  вы  хотите или вынуждены сэкономить - от предложения вместе
пообедать придется просто отказаться.
 

3.  Принимать  гостей  дома.  Итак, принимать дома - дело для
бельгийца отнюдь не тривиальное и не само собой разумеющееся. Как
бы  часто  отдельные семьи ни созывали гостей, в этом всегда есть
нечто  исключительное.  Когда  на  исходе  прошлого  века полиция
королевства   вела   наблюдение   за   некоторыми   сомнительными
иностранцами  из  числа  подданных  русского  царя, то в рапортах
агентов  среди  прочих подозрительных особенностей поведения того
или иного иммигранта из России иногда отмечалось: принимает людей
дома'.  Для  современного  бельгийца  прием  гостей  дома  - знак
привилегированных,  особо  дружеских  отношений. Исключительность
этой   формы   общения  подчеркивают  сразу  несколько  элементов
гостевания на западный манер.
 
 

  Такому   визиту   предшествует   тщательная   подготовка.   В
частности,  заранее  тщательно  обговаривается характер встречи и
тем  самым,  косвенно,  ее  продолжительность.  Четко различается
несколько   видов  встреч:  просто  "зайти"  (единственная  форма
угощения  при этом - холодный аперитив); зайти на кофе; на кофе с
тортом;  на  ланч;  на  ужин  и т. д. Так, если нет эксплицитного
приглашения на ужин, то горячего не подадут, и бессмысленно потом
россиянину жаловаться на западное "скупердяйство". Это опять-таки
не  вопрос  щедрости,  а  вопрос  организации  - иной, чем у нас.
Далее,  поскольку  прием  гостей  дома  -  целое  событие, торже-
ственное и нечастое, то довольно строго соблюдаются периодичность
таких  встреч  и  их  взаимность. Все это в какой-то мере придает
гостеванию  в  странах Северо-Западной Европы характер чуть ли не
официальных визитов на высоком уровне.
 
 

   Те  старые  русские  эмигранты,  кто сделал хорошую карьеру в
Бельгийском Конго и жил там на широкую ногу, любят говорить: "У
нас  было  не так, как у бельгийцев. К нам часто приезжали гости.
Приезжали  даже  не  предупредив"  ". В России фраза "К нам можно
прийти  и не предупреждая", хотя и становится все более редкой,
произносится   с   гордостью,  как  высший  критерий  радушия.  У
бельгийцев  это  вызвало бы только недоумение и отчуждение, как
всякая чрезмерная странность. В Конго, где русские семьи общались
с  другими  белыми особенно тесно, российское "широкое" понятие о
гостеприимстве   оказывалось   настолько   выходящим  за  пределы
привычных    представлений    бельгийцев,   что   совершенно   их
дезориентировало.  Та  легкость, с какой русские принимали гостей
дома,  создавала у бельгийцев представление, что у русских в этой
сфере  вообще  нет  никаких норм и ограничений и что "можно всё".
Бывало,  вспоминают  эмигранты - колониалы,  знакомые  бельгийцы
приезжали  к  ним  глубокой ночью и весело швыряли бананы в окна,
сообщая  о  своем  прибытии.  При этом они искренне полагали, что
ведут   себя  именно  в  соответствии  с  русским  понятием  о
гостеприимстве - таким экзотическим!
 

    4.  Разговор. Основной принцип всякого общения на Западе - не
обремени.  С этим связано еще одно важное различие в менталитете,
которое проявляется в ответах на вопрос "Как дела?". Занимаясь
русским  речевым  этикетом, мои студенты учат весь спектр ответов
на  этот  вопрос-  от  "великолепно"  до  "хуже  некуда".  Но,
знакомясь  с  россиянами,  вскоре  замечают,  что  те очень любят
жаловаться   на   жизнь,  а  их  ответы  на  вопрос  "Как  дела?"
располагаются  обычно  в  регистре  от "не ахти как" и "так себе"
далее  вниз,  вплоть  до  "ужасно"  и  "кошмарно".  (Как  тут  не
вспомнить  остроумнейшую  Ахматову,  которая,  услышав  советское
"кошмар!",  иронически  заметила:  "Теперь  надо говорить так:
Кошмар - это не то слово!" ').
 
 

    Долгие    века    страха   перед   сильными   мира   сего   и
полупринудительной общинности выработали эту привычку жаловаться,
дабы  и  излить  наболевшее,  и не выделиться из массы, и вызвать
сочувствие,  и,  если дела в действительности не так уж плохи, не
навлечь   на   себя   чьей-либо  завистливой  злобы.  Жаловаться,
выставлять, подчеркивать свои заботы и трудности часто безопаснее
и  выгоднее,  но  это  также сводит людей на некий общий уровень,
облегчает общение. Не учитывая склонность большинства россиян в
разговорах   представлять   свою   жизнь   хуже,  чем  она  есть,
иностранцы,   как   правило,  создают  себе  неверную,  чрезмерно
пессимистическую картину общественных настроений в России.
 

 Ответ  "У  меня  все  прекрасно"  звучит  для российского уха
чуждо, точнее - по-американски (I'm just fine). Хотя среди "новых
русских"  эта  "американская"  манера  все  больше  утверждается,
среднему россиянину странно было бы сказать о себе, что он здоров
и  благополучен,  даже  если это так, и уж совсем немыслимо, если
это  не так. В России люди, общаясь, находят "друг друга именно
в  проблемах,  в  трудностях,  и  потому  говорить: "У меня все
хорошо" - значит не только высокомерно противопоставить
себя окружающим, но и вообще убить всякое общение.
Общаться  имеет  смысл  лишь  тогда, кбгда у собеседников есть
проблемы.  Услышав  на  вопрос  "Как  дела?"  -  "Так  себе"  или
"Неважно", можно спросить: "А что случилось?", обсудить проблемы,
возможно  - помочь. В России ответ "все хорошо, нормально" всегда
может   быть  истолкован  как  нежелание  поддерживать  разговор.
Принцип  общения  -  не  вызывай  зависть,  а, наоборот, вовлекай
собеседника  в  свои  проблемы.  Это и называется поговорить по
душам,  по-человечески. Если же у всех все хорошо, то о чем людям
между собой говорить, какое тут может быть общение?
 
 

    У человека на Западе эти рассуждения вызывают понимание (ведь
они    коренятся    в    патриархальном,   доиндивидуалистическом
менталитете,  который  до  определенного  момента  свойствен всем
народам),  но они ему чужды. Принцип общения, как уже говорилось,
-  прямо  противоположный:  не только не вовлекать "другого" в
свои  заботы  и  проблемы,  но  вообще оставлять их за рамками
общения  и без самой крайней нужды не обременять ими собеседника.
Главным  образом  поэтому  разговор никогда не бывает безбрежно
свободным  (мы  бы  сказали - откровенным, по душам), а ограничен
довольно строгими нормами.
 
 

   В ответе на вопрос "Как дела?" бельгийцам тоже не свойственна
американская    преувеличенная,   "суперменская"   формула   "Все
прекрасно",  призванная представить говорящего этаким победителем
жизни. Но и в Бельгии ответы расположатся, безусловно, в верхней,
позитивной  части  спектра  ("нормально",  "всё  в  порядке"), не
оставляя  места  жалобам  и  сочувственному обсуждению. Однако
главное ограничение - выбор тем.
 
 

    Есть  темы,  считающиеся интимными и ставшие фактически табу:
финансовое  положение,  политическая  позиция,  здоровье и личная
жизнь  любого  из собеседников. (В России это, как известно, темы
излюбленные, основные и без них для разговора мало что остается.)
Темы   не  табуированные,  но  используемые  с  осторожностью:
политика  вообще,  глобаль-  ные проблемы. Осторожность диктуется
тем,  что  взгляды  собеседников  здесь  могут сильно разойтись и
возникнет  спор.  В России, где общественная жизнь веками знала
либо  смиренное подчинение, либо бунт, но не споры (с начальством
не  поспоришь), в частном общении сложился, как ни парадоксально,
своеобразный   культ   споров.   Свободный,   истинно   духовный,
"пушкинский" разговор часто ассоциируется со спорами ("говорили
обо  всем  откровенно,  спорили  до  утра" - характерное романти-
ческое  клише,  идет  ли  речь  о декабристах или о диссидентах).
Именно  в  спорах  как  бы  выражается  для  нас "тайная свобода"
разговора.  В  Бельгии,  где  в  общественной  жизни  традиции
демократической  дискуссии  восходят  отчасти еще к эпохе вольных
городов  Х11-Х111  вв.,  в  частном  общении спор воспринимается,
скорее,  как нечто осложняющее разговор, создающее напряженность.
В  России  высоко  ценят  "культуру  спора",  в Бельгии в частном
общении - культуру избегания споров.
 

    Предпочтительные  в  Бельгии  темы  для  разговора:  сплетни,
поездки,  обустройство дома, мир природы и языки. Несмотря на то,
что  жители  такого  маленького королевства очень часто бывают за
границей  и почти все по многу раз бывали в Испании или Греции, а
может  быть,  именно благодаря этому обстоятельству, о туристских
поездках  говорят  и  слушают очень охотно, как бы банальны ни
были  эти  рассказы.  В нашей же стране, как мы знаем, поездка за
границу  -  тема  трудная  и  деликатная ("ну, ты ездил, а мне-то
что").    В   советские   времена   -   знак   подозритель-   ной
привилегированности,  сейчас - знак подозрительной состоятельнос-
ти и в то же время тема, быстро ставшая тривиальной. Обустройство
дома  для  бельгийцев,  которые  любят говорить, что рождаются "с
кирпичом  в животе", - едва ли не кульминация человеческой жизни,
сравнимая  с  рождением  детей.  Но  детей часто несколько, а дом
один,  поэтому,  хотя  дома у всех устроены в основном одинаково,
говорить об этом можно часами и во всех подробностях. Интересно,
что  эта  тема,  так  непосредственно,  казалось  бы, связанная с
такими  темами-табу,  как  финансовое  положение  и личная жизнь,
отнюдь  не считается интимной и запретной. Также подолгу везде на
Западе  можно  беседовать  о  повадках  домашних животных - тема,
которую лишь часть россиян способна поддерживать.
 
 
 

    Ну, и уж особенно далека от нас излюбленная тема бельгийцев -
языки.  В  Бельгии,  как известно, почти равно сильны два языка -
нидерландский  и  французский,  причем в их местных вариантах,
находящихся   в   весьма  напряженном  диалоге  с  теми,  которые
господствуют  в  странах, считающихся носителями норм этих языков
(соответственно  в  Голландии  и Франции). В Бельгии, особенно во
Фландрии,  еще  очень  живы диалекты. Кроме того, там почти все
знают  также английский и многие понимают по-немецки, регулярно
ездят  за  границу  и  практически  на  всех социальных уровнях
страстно  увлекаются  изучением даже экзотических языков. В такой
стране  разговор  часто  строится на языковых шутках и анекдотах,
которые мало кому покажутся там неуместным снобизмом.
 
 

    5.  Переписка.  Ни  телефон, ни компьютерные сети не убили на
Западе писание открыток и писем. Более того, письменное общение
до  сих  пор является обязательным во многих случаях, в которых в
России  используется телефон, хотя звонить у нас не легче, чем
прислать    письмо.    Переписка   на   Западе   -   не   столько
непосредственное,  спонтанное  выражение  чувств,  как  у нас,
сколько  сохраняет почти средневековый символический смысл, как
знак  определенных  отношений.  К  переписке  так же не относятся
легко  и  беззаботно, как и ко всякому общению. Как форма письма,
так и поводы для него подчинены строгим нормам.
 
 

 Современное деловое письмо там не менее строго формализовано,
чем  в старинных письмовниках. Менталитету россиянина, привыкшего
воспринимать текст непосредственно-эмоционально, в понятиях "теп-
ло"  -  "холодно",  трудно  сжиться,  например,  с заключительной
формулой  французского письма: "...И прошу Вас верить, дорогой
господин...  в  мои наилучшие чувства", если эта формула венчает,
скажем,   самый   резкий   и  оскорбительный  отказ.  Ведение
корреспонденции  на  том  или ином языке - как правило, отдельный
курс в языковом вузе, и студентам- русистам  трудно  поверить  в  то,
 что в сегодняшнем русском языке  формальные  элементы  переписки
сведены к минимуму, пишешь  так,  как  хотел  бы  сказать  устно,
а главные ценности здесь - литературная свобода, живость чувств
и... оригинальность.
 

   В  целом,  западные деловые письма и даже поздравления звучат
для  россиянина  слишком деловито, холодновато (еще один источник
обид,  основанных  на  непонимании).  Своим  студентам,  если они
собираются  писать  в  Россию,  я говорю, что они должны внести в
текст  максимум  эмоциональной  теплоты - и будет только-только в
самый  раз. И наоборот, российская манера писать письма кажется
на  Западе  избыточно  сентиментальной,  но  способна и сильно
растрогать,   даже   поразить  и,  как  ничто  другое,  укрепляет
представление   о   теплой  "русской  душе".  Нестандартные  и
искренние  поздравления  к  свадьбе или соболезнования, которые у
нас ценятся как высокая, но все же норма, на Западе могут вызвать
фурор и будут тут же прочитаны всем собравшимся.
 

   Но   особенно   поражает   воображение  система  поводов  для
переписки.  В  сегодняшней России нет социальной нормы, которая в
каких-либо  случаях  требовала  бы  непременно  написать, а не
позвонить, если только речь не идет о жалобе в высокую инстанцию.
Тем  удивительнее  для  нас  бельгийский обычай извещать не по
телефону, а письменно о рождении ребенка или чьей-либо кончине.
То,  что  норма  эта  общепринятая, почти императивная, и то, что
извещают   даже  далеких  знакомых,  с  которыми  общаются  мало,
свидетельствует:   это  важный  социальный  акт,  нечто  вро-  де
социальной  конфирмации.  Подобно  тому как церковная конфирмация
подтверждает  принадлежность подростка к общине верующих, письмом
о  рождении  или  смерти  символически  оповещают  весь  социум о
прибавлении или исчезновении одного из его членов.
 

   Не  столь торжествен, но не менее удивителен распространенный
обычай   посылать   открытки   из   поездок.  В  нем  тоже  много
иррационального:  открытки  эти  также  посылаются иногда даже
далеким  знакомым,  о  которых  в  обычное время и не вспоминают;
открытки  зачастую  -  первые попавшиеся, текст - несколько самых
банальных  строк,  а  то  и  только подпись; наконец, посылают их
порой  из мест отнюдь не экзотических и к тому же людям, которые,
скорее  всего,  сами  там  бывали  по  многу  раз. Понятно, что и
открытки  эти  -  прежде  всего  не  непосредственное выражение
чувств,  а акт символический, подчеркивающий ценность общения как
такового:  и на расстоянии, и среди новых впечатлений моя связь с
со-  циумом не ослабевает, я дорожу связью с людьми и подчеркиваю
это именно тогда, когда поглощен путешествием.
 

  6.  Подарок.  Смысл  подарка  как символа, знака определенных
отношений,  каким  был  "дар"  еще в самых архаических обществах,
выражен на Западе более явно, чем в России, и во многих аспектах.

   1) Объект подарка может носить не только привычный для нас ве-
щественный,  но  и  отвлеченный характер. Бывает, что ни вещь, ни
деньги  не  переходят из руки в руки, но можно, скажем, "подарить
поездку" или даже  только ее часть. С этим же связан и пока не известный у
нас  обычай  свадебных  списков.  Новобрачные  составляют  список
нужных  им  вещей и оставляют его в магазине. Дарители заезжают в
магазин,  когда  им удобно, выбирают в списке какую-либо вещь в
соответствии  с  величиной суммы, которую готовы израсходовать на
подарок,  и  оплачивают  -  полностью,  или,  если  вещь очень
дорогая,  частично. Сама вещь остается пока в магазине, так что в
обычном смысле не "вручается".
 

  2)  Подарок  у нас чаще всего подразумевает сюрприз. Отсюда -
дающие простор фантазии, но изнурительные поиски: "Что же может
ему  /  ей понравиться?" Западный подарок-символ неожиданности не
исключает,  но и совсем не требует. Прямой вопрос: "Чего бы ты
хотел?"  - в Бельгии весьма обычен. В семье, как правило, заранее
составляют  список со всеми пожеланиями или прямо договариваются,
кто кому что будет дарить. Бывает, человек примерно знает, что он
получит,  но  не  знает,  от  кого  именно. Так, на Рождество все
подарки  складываются под елку, на них написано - кому, маленькие
дети  разносят  их,  а затем, когда подарки вскрыты, начинается
хаотическое  перекрестное  выяснение,  кто  кого  за  что  должен
благодарить.
 

  3)  Значимость  подарка  подчеркнута  тем,  как он вручается.
Непременное требование - он должен быть красиво упакован, чтобы
привлечь  внимание.  Вручается  обязательно  сразу,  чуть ли не с
порога, и сразу же разворачивается. Если у нас бывает иногда, что
один из множества гостей, не отвлекая хозяев, скромно оставляет
свой  подарок  где-нибудь  в  прихожей, то в Бельгии эта ситуация
немыслима. В России одно из правил хорошего тона рекомендует не
привлекать   слишком   много   внимания  к  подаркам  и  даже  не
разворачивать  их  при гостях, на тот случай, если подарок одного
окажется  скромнее  и  дешевле  подарков  других.  В  Бельгии,
вспоминает  старшее поколение, такое правило тоже было, но после-
военное выравнивание материального положения абсолютного большин-
ства  населения  изменило ситуацию. Символическая функция подарка
на   Западе   сегодня   несравненно   важнее   его   стоимости  и
престижности.
 
 

    4)  Но  сказать,  что  восторжествовал принцип: "Мне не дорог
твой  подарок,  дорога  твоя  любовь",  было  бы неверно. Подарок
именно  дорог  и  важен,  и  это  подчеркнуто  не только тем, что
буквально  все  может  обрести  формальный  статус  подарка, и не
только  строгими нормами, каким подчинено его вручение. Главное
-  подарок  не  есть  нечто  повседневное, спонтанное. Дарят, как
правило,  те,  от  кого этого "ждут", и не при всякой встрече или
под влиянием чувств, а в основном по строго определенным поводам.
Вы  можете  симпатизировать  теще  брата  или  отцу коллеги, но в
Бельгии  подарки  вы  им,  скорее всего, дарить не будете: это не
принято,  от  вас  "не ждут". Важно не только, от кого ждут, но и
когда.  "Как  прове- ли Пасху?" - спрашиваю я студентку. - "К нам
приходила  бабушка". - "И что же она вам подарила?" - Недоуменная
пауза...  -  "Ничего, это же не Рождество". Бабушка, приходящая к
любимым внукам, которых давно не видела, без подарков, потому что
"не Рождество", для россиянина дика  и почти нереальна. Но опять-таки
это не холодность и не скупость, а  иное, чем у нас, понимание подарка -
слишком значимого, чтобы делать   его часто и без формального повода,
просто так.
 
 

  Застолье.  К  теме  "дара" примыкает тема "пира". Бельгия
особенно  гордится  своей  репутацией страны, где можно хорошо
поесть.  Причем  имеется  в  виду  вовсе не изысканность кухни, а
очень  серьезное,  трепетное  отношение к еде. Нам, приученным
хотя  бы на словах презирать "желудок", не понять, как могут даже
молодые  бельгийцы  с  таким  во- одушевлением и серьезностью так
долго  рассказывать,  где  и  что  они  ели  -  в  поездке или на
празднике, не только не стесняясь столь низмен- ной темы, но и не
подозревая,  что  ее  надо  стесняться.  Еда  в  Бельгии - важный
социальный ритуал, поэтому бельгиец всегда предпочтет есть вместе
с  другими,  а не один. В Голландии публичные лекции проходят так
же,  как  у  нас: люди собираются и слушают. В Бельгии же тот или
иной   клуб  или  ассоциация  устраивает  лекцию  как  завершение
центральной  части  вечера - общего ужина. Застолье - в центре
семейных  празднеств.  "Что  вы  делали  в праздник?" - "Ели".
Россиянина  все  это может прямо шокировать, но только если он не
поймет, что для многих западных европейцев еда уже сама по себе
(даже  не застольные разговоры, а именно совместный прием пищи) -
важнейшая форма общения.
 

   Бельгийцы  едят  и пьют разговаривая, но не уделяют разговору
столько  внимания, чтобы он мог отвлечь от самого пиршества. Пьют
без тостов: вероятно, тосты тоже отвлекают от смакования напитка.
Лишь  на  большом  семейном  торжестве глава семьи коротко, почти
скороговоркой  произносит  несколько слов, да на свадебном ужине,
который  длится  пять-  шесть часов, бывает в начале и в конце По
тосту:  отца  невесты и, ответ- ный, жениха. Праздничный характер
застолья  выражен  в  выборе  блюд, а не в тостах. Бытующие у нас
представления     о     строгой     церемонности    застолья    в
западноевропейских  странах,  где,  мол,  самое  важное - этикет,
приличия (в одной юмореске Аверченко англичане ходят в лондонский
отель  "слушать, как иностранцы едят суп" ), к Бельгии не совсем
подходят.

Этикет, конечно, стараются соблюдать, но даже на элитарных бан-
кетах удовольствие от хорошей еды ценится выше "приличий".
 

Мой E-Mail: gardus@mail.ru